Управление женской модой

Ко времени Ренессанса большинство обличителей общественных нравов сходилось в том, что не успеет где появиться женщина, как тут же появляется и мода, устанавливая связь между одеждой и женщиной, которая будет продолжаться века. «Dame mode et dame elegance / sont deux sceurs (Дама Мода и дама Элегантность — две сестры)», скорее богини, чем боги, — писал утонченный и в общем сочувствующий исследователь успеха их обеих во Франции Людовика XIII, «потому что Мода — Болезнь женщин, тогда как у мужчин она же — просто страсть. Мы уважаем то, что модно, а для них это идол». Эту связь отметили в императорском Риме; сатирики и моралисты упражнялись там в насмешках и издевательствах над привязанностью женщин к роскошным платьям, что продолжили и развили ранние христианские обличители, такие, как Климент Александрийский и Тертуллиан. О том как лечить стрии стало известно недавно.

Их доводы лишились, однако, и силы, и слушателей за долгие века расселения германцев, породившего новую, менее урбанизированную Европу. Германцы привязались к роскоши Империи с большей охотой, чем угодно было допустить Тациту, и моралисты германского мира были склонны видеть в страсти к одежде мужской порок. Верно, что св. Альдхельм обличал атласное нижнее платье, алые туники, шелковые полосатые рукава и башмаки на меху англосаксонских монахинь, но эта одежда не соответствовала скорее их монашескому званию, чем полу.

 Видя причину норманнских набегов в английской суетности, его соотечественник Алкуин укорял мужчин: клириков и придворных. И по ту сторону Ламанша первые в Средние века установления о роскоши, изданные Карлом Великим и его набожным сыном, не обратили особого внимания на одежду или кичливость женщин.

Революцию в моде, произошедшую в эпоху Высокого Средневековья, сначала не восприняли как женский заговор. Так как оживление экономики сделало предметы роскоши более доступными, а улучшение путей сообщения способствовало распространению моды, женская одежда, изменившая вид и приобретшая блеск, начала привлекать внимание. Но осуждение-то навлекло то, что моде начали следовать мужчины. У многих появляются стрии после родов.

Монастырские хронисты XII в. увидели приметы упадка нравов не в облегающих длинных нарядах женщин, а в тесной шнуровке и вычурных плащах мужчин, чьи ниспадающие волной волосы и жеманная походка означали атаку трансвеститов на стиль воинственного прошлого. Те же хронисты вывели некоторые особенно гнусные моды прямо из тщеславия мужчин. Ордерик Виталис, например, обличал новую моду на длинные остроносые башмаки, которую приписывал Фульку Анжуйскому, выдумавшему их, чтобы скрыть уродство своих ног и «разрастания, которые обычно называют шишками».

Но не прошло и столетия, как пристальный взгляд моралистов обратился на женщин и их страсть к моде, становившуюся все более ненасытной. Показательно, что Маргариту Прованскую изображают алчущей модных одеяний королевой, пытающейся через силу убедить Людовика IX носить вызывающее платье как более подходящее для их королевского ранга. Пусть эта история, рассказанная Робертом Сорбонским, служила примером прославленного аскетизма короля, но и на новое восприятие женщин как извращенных пав она также опиралась. Очевидно, Маргарита отказалась от своей затеи, только когда муж потребовал взамен, чтобы она сама оделась скромнее — это был бы акт самоотречения, к которому женщины становились все менее способны.

Обыгрывая женскую жажду модного и развивая на основе этого женоненавистническую тему, автор Романа о Розе аллегоризировал и выставил напоказ страсть, широко уже распространившуюся по Европе. Он изобразил, как эта страсть угрожает пожрать мир мужчин. Уже мало было отороченных мехом платьев, тонких шерстяных чулок, башмаков с острыми носами, богатых мантий и сложных головных уборов; ненасытные модницы XIII столетия жаждали частицы плоти своих возлюбленных (ип tronson de vo pel), чтобы оторочить ею платья, — так, по крайней мере, заявлял автор современного рондо. Быстрый рост и набор веса дают стрии на бедрах.

Только что обретенное женщинами выдающееся положение в мире моды требовало выверки старых доводов. Как некогда мужчин обвиняли в следовании женской моде, так теперь женщин осуждали за то, что они одевались по-мужски: за то, что они ходили гоголем по улицам Милана XIV в., подобно амазонкам, в золотых поясах и башмаках с изогнутыми носами, символизирующих их воинственные, мужские сердца; или, в Англии, — за то, что они, одетые в двухцветные туники и при кинжале у пояса, разъезжали верхом во время турниров, больше походя на участниц их, чем на зрительниц.